Приближаясь к тому месту, где находилась его правнучка — а было это на стыке коридоров, где тот, по которому шёл монарх, упирался в коридор, идущий перпендикулярно ему, — Олдрэд сперва скорее почувствовал, чем увидел её. Везде, где появлялась принцесса, её сопровождал запах цветов, изредка — фруктов, например, яблок, но всегда это было нечто свежее и приятное. По памяти короля, его правнучка особенно сильно увлеклась ароматной водой и стала добавлять её в воду для умывания утром и вечером после того, как получила в дар плоский сундучок с бутылями, наполненными ею: его привезла с собой зарфийская делегация, но преподнесён он был лично послом. Последний вызвал у Элштэррин неприкрытый восторг, что очень сильно не понравилось Его Величеству; несколько дней, пока делегация оставалась в замке, монарх даже опасался, не придётся ли затем выуживать получившую неизгладимое впечатление принцессу из повозки чужестранцев. К счастью, после отъезда посла принцесса вскоре нашла себе другой субъект интереса — но любовь к ароматной воде осталась в ней с тех пор неизменной.

Вдохнув этот лёгкий, перемешавшийся с воздухом запах, Олдрэд почувствовал себя по меньшей мере гуляющим по саду. Пройдя ещё несколько шагов, Его Величество высмотрел за идущим впереди него гвардейцем группу девушек, также находившихся в сопровождении подчинённых ему Пламеносных. В центре них стояла Элштэррин.  В своём роскошном платье с непокрытыми плечами, полупрозрачными, кажущимися невесомыми рукавами и пышной юбкой из множества закруглённых слоёв красной, оранжевой и жёлтой ткани она была похожа на огненный цветок. Вокруг принцессы стояли её спутницы: чаще всего ими являлись девушки, приблизительно равные по возрасту Её Высочеству и имеющие высокое происхождение. В конкретном случае Элштэррин сопровождали три дамы: одна из них была постарше принцессы и держалась весьма достойно, остальные две были происхождения более низкого, чем предпочёл бы видеть в обществе своей правнучки король, но в целом тоже соответствовали требованиям. Юную Имри́ль — чрезвычайно задорную, улыбчивую девушку и близкую подругу Элштэррин — Олдрэд видел с ней чаще остальных: она и на сей раз была рядом с принцессой.

Когда Его Величество вместе со своим сопровождением приблизился к ним, светящиеся жизнерадостностью девушки замолкли и встали лицом к королю, отодвинувшись на несколько шагов за спину его правнучки и в некоем роде уподобившись гвардейцам, вытянувшимся по стойке смирно. Олдрэд чувствовал себя вторгшимся в некое пространство, в котором он был неуместен — странное ощущение для короля, находящегося в собственном замке; но цветущие, воодушевлённые чем-то девушки как никто другой заставлял его ощущать разницу между их поколением и своим. К тому же Олдрэд и вспомнить не мог, когда в последний раз так же искренне радовался чему-либо, как теперь это делали они, — будь то беспричинно или по какому-то вескому поводу.

После того как они поприветствовали короля, Элштэррин жестом руки велела девушкам удалиться, что они и сделали. Олдрэд взглянул на старшего капитана; глава королевской гвардии принял приказ и вместе со всеми подчинёнными, вставшими кругом Его Величества и принцессы, отступили на почтительное расстояние. Монарх же шагнул навстречу своей правнучке, остановившись на расстоянии чуть ближе вытянутой руки. Ставшие мутноватыми из-за возраста глаза взглянули ей в лицо. Было невозможным не заметить особую бодрость принцессы, которая выдавала её целенаправленную затейливость точно так же, как взбудораженность кота — тот факт, что он добрался до запасов маревной травы.

— Ты прекрасно выглядишь сегодня, принцесса Арнсдэйры. — Олдрэд никогда не упускал возможности напомнить о месте и долге своей правнучки — особенно сейчас, в такие нелёгкие для их страны и семьи времена. — Даже невзирая на усечение часов для сна.

Судя по виду, Элштэррин была немного смущена, быть может, даже немного растеряна, но она наверняка ожидала чего-то подобного. Олдрэд не был из тех королей, что душат пристальным наблюдением свою семью и придворных, и большинство его времени и забот было отведено борьбе с захватчиками и наведению порядка в разрозненной стране, но было бы глупым полагать, что он не в курсе, что происходит в его же замке, да ещё и с единственной оставшейся правнучкой.

Ответ принцесса предположительно заготовила заранее, так как не запнулась, отвечая ему:

— Благодарю Вас, Ваше Величество.

Если бы Олдрэд не знал свою правнучку, он бы и вовсе мог решить, что она дерзит ему и пытается увильнуть, но Элштэррин действовала иначе. Наученная Двором, она избегала лжи, и потому акцентировала своё внимание на приятном для собеседника — в данном случае, это была ответная вежливость — и умалчивала о том, о чём ей не хотелось бы говорить. Только Его Величеству все эти уловки были прекрасно известны — он и сам в юные годы частенько прибегал к ним, в какой-то период даже прослыв весьма изворотливым молодым человеком.

— Иной раз ночные прогулки освежают, это правда, — продолжал Олдрэд. У него было два варианта: продолжить любезничать и сделать правнучке замечание непрямым образом или же идти напролом, — и он выбрал путь где-то посередине. — Но со временем они могут заставить леди — сколь бы хороша собою она ни была — выглядеть неприглядно.

Элштэррин продолжала вежливо улыбаться, но было заметно, что она теряет былой оптимизм. Если она хотела и впредь продолжать скрывать что-либо, то должна была научиться владеть собой полностью. Пока же у неё это получалось лишь наполовину, а для знающих её глаз и вовсе чаще представала в виде открытой книги с кричащими заметками на её страницах. Олдрэд продолжал смотреть ей в лицо, но его собственное начинало терять выражение уравновешенной доброжелательности, становясь всё серьёзнее.

— Большинство времени мне запрещено покидать замок, — решившись парировать, ответила принцесса. Её улыбка также из лучистой стала более походящей на дежурную, но вместе с тем Олдрэд знал, что она не притворяется, а просто пытается удержать былое расположение духа, что под влиянием новых обстоятельств начало ускользать от неё. — Мне казалось, в его стенах мне дозволено самой распоряжаться своим временем.

Возможно, именно в этом и скрывалась вся суть проблемы. Выросшая в окружении Двора и будучи титулованной принцессой с рождения, Элштэррин действительно была подвержена некоторым ограничениям, но в широком смысле могла позволить себе куда больше других высокопоставленных господ. Со временем это переросло в ней в привычку подводить под определение дозволенного всё, чего ей захотелось и удалось провернуть. Бывало, Олдрэда это не просто сильно заботило, но и сердило, только последнее он испытывал исключительно к себе, потому как самолично в воспитании правнучки принимал далеко не самое активное участие. Тем не менее сейчас она была практически взрослой и в свои шестьдесят четыре года могла позволить себе прислушаться к прадеду, который не выдумывал правил для её жизни, а делился опытом, в большинстве своём нажитом в очень непростых ситуациях.

— При одном условии, — соглашаясь, кивнул Его Величество и добавил: — Проводить его соответственно своему статусу.

Элштэррин нахмурилась, перестав улыбаться. Он не умела злиться по-настоящему — такого рода эмоции на её лице выглядели скорее детскими. Она-то и сама совсем недавно перестала быть подростком, а потому её до сих пор преследовала присущая этому периоду взросления неопределённость. С одной стороны, она выросла принцессой и не могла уже быть никем другим, но с другой — в ней временами всё ещё проявлялась упёртость, когда что-то шло не по её задумке и было обусловлено её положением в обществе. В такие моменты она начинала бунтовать — к счастью, только на словах — и отрекаться от своего титула, пытаясь размыть грани с древних времён существовавшего деления на сословия, будто это могло приблизить её к цели. Но действовать нужно было противоположно этому, и пока Элштэррин не поймёт ошибочность своего поведения, было опасно оставлять её одну, без опеки. Это, касательно его правнучки, и заботило Его Величество большинство времени.