Под конец пути беспокоящее рыжеволосую девушку чувство обвилось вокруг неё, точно жгут. Оно скользило по ней и не давило чрезмерно сильно, но было в достаточной мере ощутимым, чтобы Бригита не смогла выбросить его из головы. Несколько раз оглянувшись на Фавиолу, которая теперь шла на столь малом расстоянии от них с полукровкой, что при желании ей не составило бы труда наступать им на пятки, Бригита не заметила в лице подруги схожего с ней волнения, а потому отвела взгляд. Мимолётная попытка высмотреть нечто такое в Михи Аэле увенчалось убеждением, что они с Фавиолой не более напряжены, чем обычно. Но это не послужило поводом для рыжеволосой, чтобы успокоиться или хотя бы засомневаться в своих ощущениях. Уж что касалось эмоционального плана, то тут Бригита всегда придерживалась единого образа поведения: она всегда доверяла своим чувствам. Быть может, не всегда ей удавалось разгадать их, но если она испытывала то же беспокойство, то никогда это не являлось совсем уж беспочвенным. А это, в свою очередь, означало, что что-то не в порядке, а значит, нужно оставаться бдительной. И Бригита превратилась в два серых — точно известняк — глаза, следящих за тем, что было видно, и выжидающих появления того, что могло пока что оставаться незаметным.
А ищущий, как известно, всегда находит, так что уже несколько минут спустя рыжеволосая заметила, как картина, открывающаяся перед ней, немного меняется. Лес будто бы редел и отступал, и можно было бы решить, что там, впереди, просто расширяется дорога, по которой они шли, но с каждым шагом, проделанным навстречу тому месту, Бригита всё больше убеждалась, что всё разглядела верно. Нет, дорога не расширялась — она обрывалась, но не уходила в пустоту, а втекала в какое-то более широкое пространство. Противоречивое чувство объяло рыжеволосую — будто бы что-то препятствовало её передвижению вперёд, но вместе с тем она стремилась идти быстрее, чтобы поскорее оказаться на том месте. Несколько раз она взглянула на Михи Аэлу, и его ничуть не изменившееся выражение лица почему-то обрубило в ней желание заговорить с ним об этом. Где-то в её тихом разуме — а все мысли, казалось бы, притаились и стали едва заметными, как мыши, прячущиеся от пресловутого кота на крыше, — всё же витало нечётко сформулированный призыв к тому, чтобы остановиться и всё обсудить, но Бригита проигнорировала его. Ветер же окончательно разъярился и мотался вокруг неё, порываясь отбросить рыжеволосую девушку назад, но длилось это недолго — лишь малую долю минуты, — а затем всё окончательно стихло и исчезло, и лишь только остаточное дуновение, наподобие какой-нибудь выбившейся из одежды нити, скользнуло мимо неё, досадливо оцарапав ей лицо, тем не менее не оставляя после себя никакого следа, разве что быстро испарившегося покраснения, которое сама Бригита и не приметила. Её взгляд был направлен прямо на окончание дороги — туда, где находился, по её ощущениям, источник набросившейся на неё тревоги.
Шаг за шагом — и рыжеволосая девушка оказалась там, куда несколькими мгновениями ранее глядели её глаза. Она вышла на просторную площадку, с трёх сторон по-прежнему окружённую лесом, но чуть впереди по левой стороне земля была покрыта прибитой к ней желтовато-зелёной травой — и там же она и обрывалась, давая понять, что внизу протекает река. Сама площадка была вся в грязи — видимо, из-за недавней непогоды, — и несла на себе множество отпечатков, настолько перемешавшихся, что сложно было сказать, что здесь произошло. Но, судя по тому, что впереди неё в лес заныривала ещё одна дорога, можно было предположить, что это место являлось чем-то навроде стоянки. Но Бригита без тени сомнения установила, что в последний раз здесь был именно лагерь. Ошибиться по данному поводу было невозможно: повсюду валялись какие-то вещи, в том числе скошенные, а то и лежащие на земле палатки. Инстинкт самосохранения подсказывал девушке немедля отступить, но он раздавался будто бы из-за плотного стеклянного заслона, и потому не смог взять верх над ней и тем чувством, что заставило Бригиту продвинуться в глубь этого разворошенного места. Её глаза перекидывались с одной вещи на другую: вот, рядом лежала помятая железная кружка, неподалёку от неё — разбросанная стопка одежды, а ещё чуть дальше — потухшие дрова и валяющийся возле них котелок. Таких предметов здесь было очень много; скорее всего, здесь останавливалось нечто большее, чем просто группа или отряд людей; навскидку их должно было быть несколько десятков — три или четыре, как минимум. К тому же они были вооружены — это становилось ясным благодаря встречающимся то тут, то там погнутым и разбитым мечам и копьям. «Здесь был не просто лагерь, — нехотя признала Бригита, ступая всё дальше. — Здесь была битва». Кем были эти люди? Никаких опознавательных знаков она не встретила, но какие-то мелкие детали подсказывали ей, что, скорее всего, это были эльфы. Лагерь беженцев возле Красного Поля? Но до него они бы не успели так быстро дойти, да и эта площадка была для подобного маловата. На ум навязывался привычный сценарий: эльфы, остановившиеся здесь, столкнулись с антарийцами, сумевшими пробраться на эту сторону Речного рубежа; Михи Аэла упоминал о такой вероятности, когда рассказывал ей о «жуках» и «лазах». Но почему же тогда они ничего не забрали? Антарийские засланцы не совсем разбойники, но они же и не дураки. Вокруг осталось валяться множество полезных вещей, которыми было бы разумно воспользоваться, и, тем не менее, они не забрали их с собой. Рыжеволосая всё шла вперёд, пересекая площадку, но уклонившись от центра. Ей казалось, словно ей просто необходимо додуматься до чего-то конкретного, но её отвлекал некий глухой, но навязчивый звук — вроде как «…та!», раздающийся непонятно откуда, а потому создающий впечатление, словно он исходит вовсе не снаружи, а изнутри её головы. «Люди!» — эта мысль пронзила Бригиту, резко остановив её. Ощущая себя колышком, неожиданно вторкнутым в землю, она повернула верхнюю часть своего корпуса, оглядываясь вокруг, и по мере того как её взгляд скользил по окружающему пространству, её глаза всё больше ширились. «Где все люди? — забилось у неё в уме. — Где… где тела?»
— …та! — прозвучало вновь, и на сей раз рыжеволосая всё же сумела уловить, откуда исходил этот звук, и повернула голову в его сторону.
Он плыл слева от неё — оттуда, где упиралась в площадку дорога, по которой она сюда пришла. Сперва её взгляд ухватился за Фавиолу, с предельно напряжённым лицом прижимающую к себе эту свою самодельную пику из крупной ветки, будто застигнутая врасплох. Рядом с ней, всего на шаг впереди, стоял Михи Аэла. Казалось, будто он бьётся об невидимую стену, отделяющую дорогу от площадки, но вот — она куда-то исчезла, и полукровка упал на выставленные вперёд ладони, сразу же после этого резво вскинув голову и разя её своим взглядом.
— Бригита! — крикнул он.
Рыжеволосая ощутила толчок в солнечное сплетение и уронила свой собственный взгляд на разворошенный лагерь, посреди которого стояла. Моргнув, она вдруг увидела их — людей, подобно вещам разбросанных вокруг. Самый ближайший к ней лежал в сантиметрах двадцати от носа её сапогов, запрокинув голову, с застывшим взором открытых глаз и кровавыми нитями, растянувшимися из его рта по половине лица, — если бы Бригита сделала хоть шаг, то наступила бы ему на макушку.
Её внезапный вскрик не раздался над площадкой, но обернулся внутрь, болезненно сдавив глотку и подрезав дыхание. Бригита отшатнулась, моргнула вновь — и всё исчезло. Остался только лагерь и разбросанные по нему предметы. Рыжеволосой хотелось посмотреть на своих друзей, но её голова повернулась так, чтобы она могла видеть другую часть леса, — ту, что находилась напротив неё и, соответственно, сбоку от Михи Аэлы и Фавиолы. Взгляд, будто зацепленный верёвкой с крюком, притянулся к тамошним деревьям и темноте среди них. Только сейчас девушка вдруг осознала, что её ощущения уже некоторое время находились в некоем анабиозе: уж слишком спокойно она зашла на территорию этого ужасного места. Но теперь эти ощущения возвращались. Она чувствовала тишину и мнимый покой, а также холод — необъяснимый холод, словно бы совсем не связанный с погодными условиями.