Михи Аэла, видя, как заторопилась чернокудрая, тоже свернул свою деятельность. Завтрак он ей не предлагал, да и сама девушка не заговаривала об этом. Из-за плетуна и, должно быть, её внеочередного сна то расписание, по которому они жили во время путешествия, совсем перемешалось, и полукровка, чувствующий за собой ответственность по данному поводу, вероятнее всего стремился как можно быстрее наверстать упущенное. Фавиола не хотела становиться палкой в колёсах в данном деле и решила, что в ближайшее время постарается сделать всё возможное, чтобы от неё не было даже малейших проблем. Впрочем, если она бралась за что-то подобное, то обычно ей не составляло особого труда придерживаться этого, — и собственный дискомфорт был не в счёт.
Забросив оставшиеся вещи в свой мешок, Михи Аэла выбрался из места их ночлега и огляделся вокруг. Как бы Фавиола не порывалась показать, что она готова продолжить путь и даже хочет поскорее сделать это, Бригита каким-то образом опередила её — причём, кажись, вовсе не намеренно — и, выйдя в свет, передала полукровке набитый вещами рюкзак. Чернокудрая присоединилась к ним, глубоко вдохнув сквозь ноздри. Воздух был свежим и прохладным, подобающим некоему новому началу, пусть речь и шла лишь об очередном вступлении на пока ещё неизведанный отрезок пути. Возможно, Фавиола слишком быстро проснулась или же сбитый распорядок дня в целом так повлиял на неё, но она ощутила чёткое нежелание идти куда-либо, которое, тем не менее, осталось невыраженным. Полукровка всего лишь мотнул головой, призывая девушек подсобраться и следовать за ним, и чернокудрая тут же сдвинулась места. Порой она ловила себя на мысли, что в том, чтобы послушно идти за кем-то, находит больше положительного, чем отрицательного. Впрочем, в их положении в этом не было ничего удивительного — груз ответственности за свою и чужую жизнь был куда тяжелее, чем мешок и рюкзак, который нёс на себе Михи Аэла, и, честно беседуя с самой собой, Фавиола признавала, что не была готова к тому, чтобы даже попробовать тащить его. А вверяя свою судьбу кому-то другому, надлежит следовать его указаниям, и лучше всего — молча.
Лес выпустил их легко, не пытаясь задержать какими бы то ни было способами, хотя Бригита, по правде говоря, не слишком-то ему доверяла и держалась настороже, а потому шла, незаметно для остальных оглядываясь и готовая среагировать на любую неожиданность. Опасность ведь не всегда кричит и громко заявляет о себе; уж это за время путешествия рыжеволосая уяснила это получше всего прочего. Но даже несмотря на утренний случай с плетуном, конкретно это место не казалось ей таким уж враждебным, а потому не страх погнал её на дорогу — Бригита была первой, кто выбрался на неё. Коротко взглянув на лес позади себя и убедившись, что её товарищи идут следом с минимальным отставанием, она ступила на твёрдую землю и, пройдя несколько метров, остановилась. Воздух был прохладным, а небо — достаточно мрачным, чтобы задуматься о возможной буре. Одним словом, погода мало располагала к веселью, и, тем не менее, рыжеволосой девушке она была по нраву — пусть и могла предвещать некоторые затруднения в ходе их путешествия. Если Бригита не ошибалась, теперь должен был быть конец мая: по её памяти — тёплое и цветущее время года; но здесь оно моментами напоминало ноябрь, разве что без снега и заморозков. «Май, — размышляла она. — Мой день рождения… Можно ли считать, что мне уже восемнадцать?» С того момента, как они попали сюда, прошло около двух с половиной месяца, а значит, там, дома, как раз была середина ноября — при условии, что время и там и здесь текло синхронно по отношению друг к другу. Так или иначе, но года не получается. «Ничего, — подумала Бригита. — Лишние пару месяцев в копилку молодости никому не помешают». Хорошо было бы, если её мысли на этом же и остановились, но ненароком рыжеволосая задумалась о нём — о доме. Удивительно, но они так ни разу и не поговорили об этом ни с сестрой, ни с подругами. Попав в совершенно непривычные для себя условия, Бригита могла думать лишь только о себе и о том, как в этот дом вернуться, но не о том, как он существовал там, отдельно от неё. «Соседи поднимут тревогу, когда увидят, что у меня дома свет не горит», — впервые позволила себе задуматься об этом рыжеволосая. Соседи у неё действительно были хорошие, доброжелательные люди, а при этом ещё и внимательные — они не оставят без внимания то, что девушка, порой палящая лампочки до второй половины ночи, почему-то сидит вообще без света. Затем они начнут трезвонить её отцу, а отец поднимет на уши весь городок. «И сам наверняка приедет», — вздохнула она. Они давно не виделись, это правда, но в случае чего-то экстраординарного — такого, как внезапное исчезновение, — папа не остался бы в стороне и не перебросил свои заботы о дочери на кого-то другого. «Мы бы могли увидеться, — Бригита провела взглядом по широкой дороге, пролегающей через лес и раскинувшейся перед ней, — но этого не будет. Потому что я посреди грёбанного нигде и не знаю, когда вообще вернусь». Злость вскипела в ней внезапно, словно кто-то уронил искорку в спичечный коробок. Ещё мгновение назад она не испытывала никакой особой ненависти ни к тому месту, в котором она находилась, ни к этому миру в целом, но стоило им стать препятствием тому, чего рыжеволосая на самом деле хотела, как шквал негативных эмоций налетел на неё, порываясь оторвать от земли и подбросить к небу. Как будто это что-либо решило бы…
Обернувшись, Бригита направила взгляд на своих товарищей. Михи Аэла как раз выступал на дорогу, очевидно разрываясь между необходимостью нагнать выдвинувшуюся вперёд девушку и подождать вторую, отстающую. Фавиола, в свою очередь, топала на небольшом расстоянии от него, рассеянно пялясь себе под ноги, — с самого утра она зависала в режиме чапуши, хотя всё время до этого держалась весьма бодро или, по крайней мере, не уступала остальным в заданном ритме; впрочем, рыжеволосой не так уж горело пуститься поскорее в путь-дорогу — просто такое поведение подруги заставляло её напрягаться из-за очередных трудностей, пока ещё фантомных, но вполне способных обернуться чем-то действительным. Не желая загадывать проблемы себе на голову, Бригита решила придерживаться мнения, что у чернокудрой просто не задался день — а такое случается с каждым; и нечего измышлять то, чего нет.
— Михи Аэла, — негромко сказала она, когда полукровка поравнялся с ней, бросив взгляд на Фавиолу — по-видимому, он расценил её нерасторопность как желание уединиться, насколько это вообще было возможным в такой обстановке, и потому позволил девушке идти чуть позади. — Отсыпь мне каких-нибудь интересностей.
Если бы она произнесла это каким-нибудь другим тоном и не с таким неподходящим для этого каменным выражением лица, мужчина, быть может, и понял бы, что она вновь играет словами. Глядя на него, Бригита едва не прыснула со смеху: настолько забавным ей казалось из раза в раз видеть его замешательство по поводу её манеры разговора. И хотя это доставляло полукровке определённые неудобства, рыжеволосая наотрез отказывалась от банальной, на её взгляд, конкретики, не упуская возможности подколоть товарища таким образом. Фавиола была недовольна этим, и Бригита хорошо знала это, так как подруга из частенько делала такие выражения лица, что не заметить в них упрёк было попросту невозможно, но и это делу не помогло.
— В смысле? — осторожно переспросил Михи Аэла.
«В коромысле», — порывалась ответить со всей серьёзностью и взвешенностью Бригита, чтобы ещё больше запутать его, но помедлила с ответом. Возможно, она действительно порой перебарщивала с этим, но в то же время для неё было очень важным такое пусть и пустяковое, но владение ситуацией. Это помогало устоять на ногах — это малозначительное влияние на другого человека посредством юмора и возможность превосходить его пускай и в такой мелочи, как понимание недоступных его образу мышления шуточек и игры слов. Вводя его в мимолётный ступор, Бригита будто бы на мгновение выходила из своего собственного положения — положения, чего уж скрывать, маленького человечка, который в окружающем его мире без посторонней помощи просто не выживет. Как бы рыжеволосая ни пыжилась, где-то в подкорке её мозга всё же существовало чёткое осознание ситуации: не встреться им Михи Аэла, их бы на этом месте подавно бы не было. Их бы в целом, быть может, уже и не было… Полукровка был им жизненно необходим, но вместе с тем он служил постоянным напоминанием тому, сколь малую величину они сами представляли собой в этом мире. Подшучивать над ним было как дёргать за хвост безобидную собаку, представляя при этом, что сможешь повторить что-то такое с волками.