— Ты обратила внимание на её ногти? — спросил он.

Фавиола попыталась вспомнить то, что было всего минуту назад. Рука девушки лежала у неё на животе, другая — ровно вдоль тела. Но чернокудрая не заостряла внимание на её пальцах, так что помотала головой.

— Некоторые из них были очень длинными, — ответил полукровка, глядя ей в глаза, а потом снова перевёл взгляд на дорогу, заговорив тише: — Такие обычно бывают у ведьмовых прислужниц.

В плане эмоций внутри чернокудрой случился будто какой-то отлив: она была чрезвычайно напряжена, ожидая пояснения Михи Аэлы, но после того, как он произнёс это, девушка осталась с очень неоднозначным впечатлением. «Тогда уж каждая вторая в нашем мире — ведьма», — подумала она, искренне недоумевая, как полукровка мог сказать нечто настолько суеверное, причём с полной уверенностью в этом. Но, замолчав и переключившись с внешних разговоров на внутренние размышления, Фавиола пришла к выводу, что слова их проводника не были такой уж глупостью, как могло бы показаться на первый взгляд. Если так подумать, среди здешних людей ей не встречались девушки с длинными ногтями. У беженок ногти были короткими в силу того, что этого от них требовала занятость тяжёлым трудом, у Теней они были обстрижены для удобства в бою, у Моргины, горожанки, имевшей уважаемую профессию, они также были не длиннее необходимого. По правде говоря, чернокудрая не могла вспомнить никого из тех, кто встречался ей за время, проведённое в этом мире, у кого были бы длинные ногти, тем более ещё и не все, а лишь несколько, как выразился Михи Аэла. После этого Фавиола уже не относилась к сказанному им с прежним недоверием и даже долей юмора. На самом деле, чем дольше она думала об этом, тем больше пугалась, пока, наконец, не словила себя на мысли, что почти полностью поверила в слова полукровки. Это произошло так быстро, что чернокудрой не оставалось ничего иного, кроме как отругать себя за потерю мыслить здраво, а затем переключить своё внимание на что-то другое.

Сделать это было сложно, но возможно. Их путь не обрывался здесь и сейчас, а потому Фавиоле было о чём подумать. Они всё так же продолжали идти по дороге, ведущей вдоль реки. Небо оставалось таким же затянутым, правда, моментами, где-то на пять-десять минут в час, оно прояснялось. Нередко мимо путников пробегал ветер, и когда он шевелил ветвями кустов и деревьев в лесу, остающемуся по правую сторону от них, чернокудрая не могла не думать о том, что может ожидать их внутри него. Хорошо, что дорога лежала вне леса: имея возможность хоть как-то просматривать пространство вокруг себя, Фавиола чувствовала себя гораздо лучше. Она так и не определилась, хотела бы она встретить каких-либо попутчиков или в действительности была довольна тем, что никто им так и не повстречался, но одного бы ей хотелось точно: чтобы их дорога протекала чуть более бодро. Дело было не в быстроте шага, а в том, что они почти не разговаривали. Михи Аэла открыл рот, лишь когда начало стремительно темнеть. К тому моменту они уже подошли к месту, которое Пламеносный ранее обозначил старой дорогой, и теперь полукровка подтвердил это. Она вела с юга на север и пересекала реку, вдоль которой они продвигались; дорога, по которой шли до этого путники, оборвалась, уткнувшись в неё. Остановившись, Фавиола взглянула налево и изучила взглядом мост с немного обвалившимися стенками, которые раньше достигали таким людям, как она, где-то до груди. Сам мост, как и перегородки, был вымощен из камня, правда, из разного, хоть они и имели схожий бледновато-серый оттенок. Затем чернокудрая повернула голову и взглянула в другую сторону: в том направлении, куда нужно было идти ей и её товарищам, старая дорога вела через лес, плотно растущий по обе её стороны. Фавиола не могла сказать наверняка, что именно она ожидала увидеть, но вид не совсем совпадал с тем, что она могла бы себе представить. По пути сюда Михи Аэла упоминал, что дорога, к которой они должны выйти, входит в сеть дорог — тех, что проложили ещё в давние времена, но которые функционировали до сих пор, соединяя собой разные более-менее важные населённые пункты эльфийских земель. Но ничего такого особенного в ней Фавиола пока что не разглядела. Дорога, как дорога; достаточно широкая, чтобы бок о бок по ней могли проехать сразу две большие повозки, и с выровненной поверхностью, но не более того.

Чувствуя приближение непогоды, Михи Аэла высказал своё решение определиться с местом для ночлега, а его спутницам оставалось лишь согласиться. Перейдя старую дорогу, они спустились в лес, так как ночевать на открытом пространстве было бы крайне неразумно. На ум чернокудрой снова пришёл лагерь беженцев и их общество, а также звук тихих переговоров и островки света, возникаювшие за счёт длинных горящих факелов, воткнутых в землю. Здесь у них не было ни единого источника света — даже луны не было видно на затянутом небе. Как полукровка ориентировался в такой обстановке, Фавиола даже не представляла, а потому всё, что она могла позволить себе в данный момент, так это следовать за ним по пятам и оставаться настороже. Зная, сколь неуютно себя чувствуют в подобных условиях его спутницы, полукровка не стал затягивать с поиском нужного места. Убедившись, что поблизости не имеется никаких признаков присутствия хищных животных, он выбрал для ночлега подобие берлоги небольшого зверя, образовавшееся за счёт упавшего дерева, которое по-прежнему находилось рядом. Хоть у неё и были пологие стены, в ней они могли защититься от дождя, на что и рассчитывал Михи Аэла. Успевая следить за тем, как меняется погода, он активно помогал обеим девушкам расстелиться на ночь, после чего сел поближе к краю их убежища и уставился в темноту, в которой были видны лишь очертания самых близких к ним деревьев. По-видимому, сегодня полукровка не собирался ставить ловушек, но это же означало, что и поспать ему также не удастся. По большому счёту, Фавиоле хотелось бы составить ему компанию и занять его разговорами хотя бы чуть-чуть, но, ночуя в лесу, лучше было сохранять тишину, да и к тому же чернокудрая настолько жаждала поскорее окунуться в тепло и свет следующего дня, что буквально заставила себя заснуть — хотя ни атмосфера, ни её настроение ничуть не способствовали этому.

Утро выдалось иным, чем представлялось Фавиоле, когда она ложилась спать. Когда же она открыла глаза, было сложно определить, было ли рассветное время или уже наступил день, так как вокруг всё казалось сизым и будто находящимся в дымке; стало быть, недавно прошёл дождь — это ощущалось также в особой свежести воздуха. Расшевелившись, чернокудрая пришла к выводу, что раннее утро уже миновало — это было странным, учитывая, что Михи Аэла всегда старался поднять их пораньше, чтобы за день они могли преодолеть как можно большее расстояние. Сейчас полукровка сидел практически на том же месте, что и вчера, когда она засыпала, и, заметив её пробуждение, кивнул головой, затем снова возвращая свой взгляд к тому, за чем он наблюдал прежде. Заинтересовавшись этим, Фавиола молча переглянулась со своей подругой, также с непривычной молчаливостью и, будто бы стараясь сохранять тишину в целом, перебирающей вещи в их рюкзаке, и подлезла поближе к краю их убежища. Выглянув наружу, чернокудрая сперва не заметила ничего странного, а потому, отчётливо чувствуя, что что-то пошло не так, как надо, уставилась на Михи Аэлу.

— Поесть-то хоть можно? — спросила Бригита, вытянув из рюкзака одну из маленьких коробочек и держа её в согнутой руке.

— Можно, — ответил, не оглядываясь на неё, полукровка.

Они разговаривали наполовину тише, чем обычно, что лишь укрепило в Фавиоле ощущение странного, а потому ей захотелось как можно скорее развеять эту таинственность происходящего. Уловив её взгляд, Михи Аэла осторожно ткнул пальцем в нужном направлении, не выпрямляя руку.

— Плетун, — пояснил он.

Чернокудрая присмотрелась к тому месту, на которое указывал полукровка. Неудивительно, что сначала ей не удалось ничего разглядеть, потому как та штука, о которой говорил Михи Аэла, была полупрозрачной и, бросив на неё не слишком внимательный взгляд, можно было запросто пропустить её присутствие мимо внимания. Немного отодвинувшись из-за неожиданности увидеть что-то такое, Фавиола, тем не менее, присмотрелась к находке. Плетун, как назвал его мужчина, был существом, похожим на раскатанную скалкой медузу, не имеющую цветных внутренностей, или же растянутый между деревьями кусок криво обрезанной по краям кожи. По размерам оно было достаточно большим, чтобы Михи Аэла мог завернуться в него вместо своей куртки. Но, кроме того, присмотревшись, чернокудрая обнаружила также тонкие, почти прозрачные нити, тянущиеся от дерева к дереву, образовывая круг, в который, получается, было заключено и место ночлега их маленькой компании.