Младший капитан прошёл внутрь и остановился в нескольких шагах от неё. Элштэррин обвела взглядом комнату, взглянула на табурет с резными, выглядящими позолоченными ножками и бархатной подушкой сверху — он стоял возле большого струнного инструмента, чтобы играющий мог делать это сидя. Её Высочество решила не садиться, а вместо этого свела руки перед собой, переплетая пальцы. Она чувствовала определённую неловкость, а потому неосознанно держалась поближе к двери, точно человек, собирающийся сбежать при первой неурядице. Обычно она переставала замечать Пламеносных и прислугу, когда погружалась в свои мысли, но так как сейчас её внимание было нацелено на младшего капитана, ей казалось, будто он пристально изучает её в ответ и видит всё её замешательство вплоть до мелочей. Это не могло оставить Элштэррин равнодушной, и в ответ на это она расхрабрилась, как плюхнувшийся в фонтан воробушек, решительно оттряхивающийся после неожиданного купания.
— Ильвран, — заговорила она, и Пламеносный вытянулся, ожидая приказа. Было бы уместнее обратиться к нему как к младшему капитану, но Элштэррин часто пренебрегала этим правилом в обращении со своими подданными. — Я хочу, чтобы ты снял шлем, — сказала она и, скорее чувствуя, чем видя промедление со стороны эльфа, добавила: — Сними его.
Она практически никогда не разговаривала с сопровождавшими её Пламеносными и уж точно не обсуждала с ними ничего, что не касалось бы какого-то важного дела, поэтому младший капитан наверняка должен был быть удивлён. Но даже если и так, то у принцессы сложилось впечатление, словно её требование больше взбудоражило её саму, чем Пламеносного. Если так подумать, в последний она видела его лицо в детстве, а потому уже успела позабыть, как именно оно выглядит. Какие-то общие впечатления ещё сохранялись в её памяти, но ничего более точного, что позволило бы ей узнать младшего капитана в толпе, если бы им довелось встретиться вне замка и без предварительной договорённости.
Пламеносный отложил своё оружие — глефу с длинным, немного изогнутым лезвием, — прислонив её к стене, и взялся обеими руками за шлем. На взгляд Элштэррин, он был цельным и, будучи изготовленным из металла, неярко отливающего серебром с местами виднеющимися почернениями, имел на себе узоры. Прорезей для глаз принцесса не видела, поэтому ей всегда казалось удивительным, как Пламеносные, имеющие схожие шлемы, что-то видят. Но, как оказалось, он не был изготовлен как нечто цельное — Ильвран нажал на него сбоку большими пальцами, немного раздвигая переднюю и заднюю часть шлема, что позволило ему стянуть его с себя. Следом — посчитав, что принцесса хочет видеть его лицо целиком — младший капитан вытащил из-под латного воротника нижний край подшлемника и стащил его тоже, затем один раз тряхнув головой, чтобы волосы встали на место.
Элштэррин просто стояла и смотрела на него, вынужденно приподняв голову — как и все Пламеносные, к тому же ещё и развившие свои способности, младший капитан был высокого роста; глаза Элштэррин находились на уровне его груди, а макушка головы даже не дотягивалась ему до плеч. Как и полагается эльфу, у него было гладковыбритое лицо, но более мужественное, чем у тех их соплеменников, которых привыкла видеть Её Высочество — возможно, из-за высоких скул и не тяжёлого, но чётко очерченного подбородка, что придавали ему заведомо более жёсткий вид. Но больше всего внимания к себе притягивали его глаза — пугающие, почти оттолкнувшие Элштэррин глаза. С их формой всё было в порядке, но было что-то тревожное в самих глазных яблоках с их очень светлой серой радужкой, из-за чего сам зрачок казался налито-тёмным. Это впечатление лишь усиливалось из-за светлой кожи, по сути, блёклых, чуть розовых губ и волос. Последние — имеющие чисто белый цвет — были прямыми и жёсткими, как растрепавшаяся связка розог. Ильвран держал их заправленными за уши, а их концы, должно быть, утыкали его плечи подобно мелким иголочкам. Невзирая на весьма неоднозначное впечатление, он, тем не менее, не был похож на тех, о ком говорят, будто у них холодная кровь, а потому их внешность лишена всяких красок. Позволив себе присмотреться к младшему капитану, Элштэррин пришла к выводу, что, скорее всего, причиной тому были его обычные по цвету ресницы и светлые, но отнюдь не белые брови.
Глядя на Пламеносного, принцесса встретилась с тем взглядом, который и предполагала увидеть: Ильвран смотрел на неё не сердито, но твёрдо и в некоторой степени тяжело, так что Элштэррин начинала чувствовать себя так, словно её ждёт расправа. Но, зная характер младшего капитана, она понимала, что это всего-навсего её впечатления, и вряд ли королевский гвардеец испытывал хоть одну из тех эмоций, которые ей привиделись. Он был сдержанным, всегда наготове и, по её мнению, не имел ничего такого, что можно было бы назвать личной жизнью. Всё, что принадлежало Ильврану, — это сегодняшний день, и из раза в раз он и это отдавал королевской семье. Поэтому, не зацикливаясь на этом, Её Высочество перешла от ощущений к фактам. За некоторую долю минуты успев достаточно детально изучить его лицо, принцесса не нашла ничего, что свидетельствовало бы о его прошлом — а ведь в конце предыдущей войны с антарийцами кто-то из вражеских чародеев воспламенил его шлем изнутри. Многие ли могли бы выжить, если бы их голову охватила огненная вспышка? Но Ильвран не только остался в живых — он ещё и выглядел так, словно этого никогда не случалось. Возможно, она представляла себе этот момент более ярким и сильным, чем он был на самом деле, но, так или иначе, это в очередной раз заставило её подивиться тому, какой силой восстановления обладали отголоски Синего пламени, хранимые Пламеносными.
— Броню и одежду по пояс — тоже, — сказала мгновением спустя Элштэррин и отвела на несколько секунд взгляд, чувствуя, что краснеет — не от смущения, а от ощущения собственной глупости.
С тем же успехом она могла бы попросить у замкового кузнеца пришить наряду её куклы рюшечки: он бы подчинился её приказу, но они оба были бы вынуждены испытать неловкость. В случае с младшим капитаном было даже нечто большее. Обычно он просто сопровождал её, и не было ни одной авантюры или забавного случая, в котором они оба участвовали бы, поэтому первое за много лет требование выглядело со стороны — да и с позиции участвующих в этом — какой-то насмешкой. Но Элштэррин не пыталась подшутить над Пламеносным, хотя и отдавала себе отчёт в том, что происходящее может — и даже является — в некоторой степени унизительным. Но она уже зашла слишком далеко, чтобы внезапно развернуться и, отказавшись от своей затеи, остановиться на том, что не могло принести ей никакой пользы, не будучи доведённым до изначально поставленной цели.
Что думал обо всём этом Ильвран, было сложно сказать. Он принял её приказ привычным для королевских гвардейцев жестом, положил шлем и подшлемник, который держал прижатым к своему боку, на табурет и выпрямил взгляд, глядя им на дверь, поверху головы Элштэррин. Принцессу это не смутило, пусть это и заставляло её чувствовать себя так, словно к ней проявляют некоторое неуважение, но опять же — это были всего лишь её впечатления. Ильвран мог бы смотреть на себя, пока снимал доспех, но, похоже, предпочитал выглядеть ожившей статуей, внешне и внутренне максимально отстранённой от происходящего. Её Высочеству представлялось, что это было вызвано не самой ситуацией, а привычным для него образом поведения: многие вещи, которые делают королевские гвардейцы, временами выглядят механическими. Сама Элштэррин ещё не умела настолько абстрагироваться от реальности, поэтому, по всей видимости, испытывала бо́льшую неловкость, чем Пламеносный, стаскивающий с себя доспех — один элемент за другим.
На самом деле это заняло куда больше времени, чем изначально рассчитывала потратить на всё про всё Элштэррин. Внешне доспех выглядел не настолько незамысловато, но, по сути, представлял собой нечто достаточно сложное. У каждого королевского гвардейца была своя броня — общая стилистика сохранялась, но составные части могли — и чаще всего —отличались, так что, даже не видя лица, можно было узнать встретившегося Пламеносного. В том, что носил Ильвран, было очень мало ткани: она проглядывала только в сочленениях его доспеха, например, на сгибе ног и запястьях. Никаких дополнительных украшений на нём также не имелось; только вылитые узоры и небольшой, символизирующий эльфийский народ цветок, один лепесток которого превращался в пламень, расположенный в центре нагрудника. Если бы Элштэррин пришлось запоминать, где и что конкретно располагалось на нём, она бы не справилась с этой задачей: доспех напоминал мозаику, которая складывалась из более мелких деталей, и выглядел слаженно, лишь только когда они все находились на своих местах. Младший капитан не мешкал, а снимал их с достаточной быстротой, чтобы не задерживать принцессу, но при этом и не переходил в дикую спешку. Все снятые с рук наручи вместе с наплечниками, гибкими — благодаря качественно прилаженным сегментам — латными перчатками и обычными, тканевыми, он сложил на табурет. Кирасу Пламеносный поставил на пол, возле него же, после чего приступил непосредственно к одежде. Элштэррин с облегчением отметила, что та в большинстве своём легко развязывалась — в отличие от доспеха с его множеством ремней и застёжек, спрятанных от посторонних глаз, так что складывалось впечатление, будто королевский гвардеец должен был вползать в него, как улитка в свою ракушку.