Но несмотря на то, что все они придерживались установленной для них формы поведения, хуже всего, тем не менее, в её глазах был безмерно фанатичный и верный своей должности младший капитан — И́львран Ильмару́веллин.
Элштэррин могла закрыть глаза, ткнуть пальцем не глядя и безошибочно попасть им в младшего капитана, потому что он всегда оставался на своём прежнем месте, возле неё, куда и поставила его королевская воля. В отличие от других гвардейцев, изо дня в день сопровождавших её, Ильвран был из тех, кому было дозволено большее — он мог пренебречь приказом Её Высочества, если оно шло наперекор какому-либо из приказаний короля. К тому же он был единственным, кто практически всегда оставался при ней — единственным исключением были пять часов перед рассветом, которые были выделены младшему капитану на сон и отдых, а также один выходной день раз в три недели. В остальное время Ильвран всегда был у неё под боком и безукоризненно выполнял порученное ему дело. Именно потому он и рассматривался принцессой как главное препятствие её самоволию — но с недавних пор, подбодрённая несколькими приближёнными к ней придворными дамами, Элштэррин решила перейти к более активным действиям в борьбе с этой проблемой.
Что она в частности знала о младшем капитане? Он был в замке, казалось бы, всегда, но, как и в случае с остальными королевскими гвардейцами, Её Высочество не слишком интересовалась личностью, скрывавшейся под доспехами. Ей было известно, что Ильвран уже входил в королевскую гвардию, когда она только родилась, а вступить в неё могли только те, кто переступил черту первого совершеннолетия. В то же время он мог бы приходиться сыном старшему капитану, по годам находящемуся в самой своей зрелости, и не должен был быть старше Эрсвеуда больше чем на лет пять-десять, так как она слышала, будто они неплохо ладили и младший капитан даже упражнялся с её братом в искусстве владения оружием, будучи более опытным в этом деле.
Но, помимо всего прочего, Ильвран был Именованным.
Элштэррин вновь мазнула по нему — идущему слева от неё — взглядом.
Ильмару́веллин. «Стальными нитями пронизанный»; или, если следовать традиции наименования — «Сталенитевый».
Эльфийская принцесса не знала и даже не представляла, в связи с чем его дальний предок мог получить такую приставку к своему имени и насколько сильно он соответствовал ей, но в одном она была убеждена: что её сопровождающему оно подходит, как ничто другое. Именованными ведь просто так не становятся. Насколько было известно Элштэррин, своё Имя младший капитан получил после событий во времена Второй войны с Антар Ша, когда захватчики взорвали один из мостов в Плетении. Говорят, будто Ильвран сумел своим Пламенем удерживать обломки в воздухе над рекой несколько минут, чтобы те не задели людей, — по рассказам, у него даже лопнули кости рук, но громоздкие камни он всё же удержал до конца. Выдержанным был этот мужчина и очень сильным — как истинный Пламеносный.
А ещё — безусловно дотошным в своей исполнительности. Элштэррин с куда большей уверенностью могла бы ожидать каких-то послаблений от старшего капитана, чем от него. Временами принцесса и вовсе не могла понять, откуда в нём такая безукоризненная преданность своему делу и королю. Она пыталась объяснить это тем, что Ильвран продолжал нести ту же службу, что и его отец, а до него — дед; она не раз слышала о том, что те тоже были гвардейцами, но лично их не встречала. Это естественным образом накладывало своего рода ответственность на его собственные решения и поступки; уж Элштэррин с этой штукой была знакома не понаслышке. Тем не менее то, как младший капитан относился к своим обязанностям и долгу, а также причина этому крылись гораздо глубже следования заложенной её предшественниками традиции. Порой Её Высочеству даже казалось, будто ей прислуживает вовсе не человек: уж очень немногое она могла сказать о нём, как о ком-то живом и представляющем особую, неповторимую личность, — ведь большинство времени он просто следовал возложенным на него обязанностям. Она даже толком никогда не беседовала с ним и не слышала, чтобы он делал это с другими.
И всё же это был пусть и не совсем обычный, но, так или иначе, живой человек, и, возможно, именно поэтому Элштэррин и подалась на провокацию одной из придворных дам, с которой они часто сплетничали вместе. Не более чем два дня назад она будто невзначай завела разговор с принцессой, упомянув о том, что несколько гвардейцев купаются в Малом пруду и наверняка тем самым привлекают служанок, которые проходят мимо. С одной стороны, в это было совершенно невозможно поверить, ведь столичные Пламеносные следуют невероятно строгой дисциплине, не позволяющей им лишний раз вздохнуть, когда не полагается. Мысль о том, что они развлекаются таким образом в свободное время, казалась невозможной — хотя бы потому, что само свободное время как таковое у королевских гвардейцев практически отсутствовало, а в военное время так и подавно. Но, с другой стороны, когда Элштэррин представляла себе маленький двор, со всех сторон охваченный зданиями служебного корпуса, где ходит только прислуга и который можно пройти вдоль и поперёк двадцатью широкими шагами, а также растущую в одном из его углов наклонившуюся плакучую иву с роскошными ветвями, это уже не представлялось ей таким нереальным. Это место, так или иначе, было скрыто от посторонних глаз — мало ли какие события могли там разворачиваться? «Ильвран тоже там был, — с неким чувством превосходства из-за владения такой информацией сообщила та придворная дама. — Интересно, как бы отнёсся король к тому, что один из самых верных его подданных нарушает установленные им правила?» В ту минуту Элштэррин, конечно же, этому не поверила. Её собеседница пожала плечами, не прекращая улыбаться. «Моя служанка сама всё видела. У него родимое пятно на лопатке — уж что может быть более верным доказательством?» На это Её Высочество ничего не могла ответить. Предполагалось, что она знает всё о своих подчинённых, а потому не решилась продолжать эту тему. И всё же эта мысль крепко засела у неё в уме — а затем в уставшем от ограничений разуме Элштэррин сформировалась в гениальный в своей простоте план.
Её ходьба по замковым коридорам выглядела как прогулка, но на самом деле Её Высочество направлялась к музыкальному кабинету. Когда-то это помещение принадлежало одной из её тёть — она играла в нём на музыкальных инструментах, а порой и сама сочиняла какие-то произведения. В настоящем времени оно практически никем не использовалось, так как для музицирования был открыт другой зал, но кабинет продолжали содержать в порядке, как и все прочие помещения, некогда представлявшие важность для тех членов королевского семейства, которых уже не было вместе с ними. Элштэррин чувствовала некоторые угрызения совести по поводу того, что она решила впутать в свои планы именно эту комнату, но она хорошо подходила для её затеи тем, что была расположена в более тихом корпусе замка, куда нынче редко заглядывали придворные и практически никогда не приходил её прадед. Возможно, ей бы стоило прислушаться к своему внутреннему голосу, но он остался ею не услышан, и впервые за долгое время дверь в музыкальный кабинет была открыта членом королевского семейства.
Прежде чем войти, Её Высочество обернулась к королевским гвардейцам, остановившимся вместе с ней в коридоре. Отдав им приказ не беспокоить её, Элштэррин прикрыла дверь, но не смогла пройти первой — по регламенту это должен был сделать старший по званию среди её гвардейцев, а младший капитан никогда не отступал от тех правил, что диктовали ему одобренные королём нормы поведения. Принцесса, привыкшая к этому, пропустила его первым — на самом деле, она уже свыклась с безотрывным присутствием гвардейцев, ведь даже когда она спала, по обе стороны её кровати стояло по двое Пламеносных, и ещё несколько находилось на просторном балконе и за дверью, в коридоре. Иногда ей отчаянно хотелось побыть одной, но сейчас был другой случай, поэтому недовольства принцесса не испытала.
Внутри её встретила просторная комната с двумя широкими окнами, разделёнными узкой полосой стены. Они были прикрыты длинными шторами, тянущимися до пола, — прозрачная цельная занавеска пропускала приятный солнечный свет, а плотные бордовые гардины были сдвинуты в стороны и схвачены посередине лентами. Из музыкальных инструментов здесь находилось несколько таких, которые Элштэррин никогда прежде не видела; один из них, громоздкий, стоял на небольшом возвышении. Ближе всего к выходу был поставлен большой инструмент, состоящий из рам и натянутых между ними струн, — он дивно звучал, но Её Высочество умела лишь бренчать на нём, а потому лишний раз не трогала, будто боясь испортить то, что заведомо было создано для прекрасного.