— Я верну его, — твёрдо заявил чародей, глядя в ответ на Лекаря, и протянул ему замок.
«Он хочет не этого», — даже не приглядываясь к антарийцу, поняла зеленоглазая. Тот простоял ещё несколько мгновений, а затем зло посмотрел на неё, так что Криандре захотелось поскорее вырваться из хватки чародея и убежать неважно куда, лишь бы только не оставаться в этом месте. Но чародей не стал бы отпускать её, и даже более того: не дождавшись, когда Лекарь возьмёт у него замок, он отбросил от себя этот предмет, рванул девушку за руку и потащил её за собой, пролетев вместе с ней вдоль постройки к двери, что вела в их половину дома. Криандра же едва успевала переставлять ноги, серьёзно рискуя упасть на колени и быть проволоченной по земле. Она не оглядывалась, втайне мечтая больше никогда не увидеть Лекаря, но собственное будущее представало перед ней не более ясным, чем прошедшая ночь.
Чародей резко открыл дверь, и та лишь чудом не ударила Криандру. Зеленоглазая отклонилась в сторону и едва не шлёпнулась на землю, но антариец потащил её внутрь, не позволив распластаться перед входом. Хватая ртом воздух, девушка оказалась вместе с ним в прихожей. Мысли метались у неё в голове, яростно перебивая друг друга; Криандра подсознательно пыталась подготовиться к тому, о чём не имела никакого представления. Что могло последовать за всем этим? Чародей не отдал её Лекарю — по крайней мере, пока ещё нет. Но разве было похоже на то, что он ограничится очередным выговором? Тоже нет. В таком случае что́ — что же её ожидало, в конце-то концов?!
Зайдя в прихожую, чародей остановился и быстро осмотрелся, мотнув головой в одну и в другую сторону. Искал ли он что-то конкретное или тоже пока ещё не придумал, что ему на самом деле хотелось сделать? Всё в Криандре было настроено на бунт и выживание; она рвалась вступить в битву за свою жизнь, жаждала кусаться и отбиваться, и лишь только здравый смысл удерживал её от этого. Зеленоглазая ничего не предприняла, чтобы высвободиться, и просто стояла рядом, сосредоточившись на пальцах чародея, сдавивших ей руку, и тех ощущениях, что они приносили, — так было проще справиться с собственным разумом. Это стремление нужно было преодолеть любой ценой, так как Криандра была уверена: оказывать антарийцу сопротивление сейчас было бы не просто бессмысленно, но и чрезмерно опасно. Так-то чародей просто потащил её за собой, схватив за руку, но если бы она начала отпираться, то мог бы, например, и приложиться её головой к чему-нибудь — а в этом доме подходящих для этого мест и предметов было предостаточно. Зеленоглазая вытерпела и это, и неопределённость, и будто бы получила очередную награду за проявленное мужество: чародей шагнул к ближайшей двери, распахнул её и толкнул девушку внутрь. Криандра ударилась спиной о край кровати и неуклюже скатилась с неё на пол, впоследствии упираясь обеими ладонями в половицы. Помня о том, что она не должна испытывать никакой ответственности за произошедшее, зеленоглазая даже подняла взгляд на остановившегося за порогом антарийца. Неожиданно для неё чародей шагнул к ней одним широким шагом и присел на выдвинувшейся вперёд, согнутой ноге. Его взгляд забегал по её лицу, будто он пытался увидеть в нём то, чего не видел прежде, — недолго, но красноречиво.
— Нельзя наступить на хвост серпенте и ожидать, что она не укусит в ответ, — произнёс он тихо, но настолько убедительно, что для этого и не потребовалось повышать голоса, а затем подскочил и вылетел в прихожую так резко, что Криандра непроизвольно отпрянула и вжалась спиной в кровать.
Чародей захлопнул дверь и попытался её подвигать, чтобы убедиться: девушка с ней самостоятельно не справится. Были неисправны как её петли, так, вероятно, и внутренний замок; эта дверь с трудом открывалась, а после такого хлопка с наибольшей вероятностью её могло заклинить, на что и был расчёт. Оставались ещё окна с шерстяными, выкрашенными в мягко-жёлтый оттенок, занавесками, но Криандру затрясло, и единственным, на что её хватило, было оглянуться в их сторону. Судя по звукам, раздающимся снаружи места её пленения, чародей отправился в свою комнату, но не стал там задерживаться и вышел на улицу. Входная дверь осталась открытой, что помешало зеленоглазой ощутить полную уединённость, тем не менее, как только посторонние звуки исчезли, она дала себе волю и ещё больше съехала вниз, ложась левым боком на пол. «Всё хорошо, — сказала она себе. — Всё получилось».
За окном, невзирая на раннее утро, начало темнеть. Опустошённость, испытанная девушкой, выползла наружу и заключила её в свои объятия, не позволяя ей даже пошевелиться. Обхватив себя за плечи, Криандра лежала на пыльных половицах и в течение последовавших за этим долгих и одиноких часов почти полностью слилась с ними, так что даже её поначалу громкое дыхание перестало быть различимым в окружающей её тишине.
Всё произошло настолько быстро и неуловимо, что никто даже не успел и глазом моргнуть.
Сахарок ненавидела своё прозвище: оно отдавало чем-то глупым и несерьёзным, и симпатичную с виду эльфийку, по возрасту едва перешедшую рубеж восьмидесяти лет, совсем не заботило, что оно было дано ей с совершенно иным посылом. «Доброе утро, Сахарок», — имел привычку говорить изо дня в день тот носильщик из соседнего заведения, что соседствовало с её булочной. Булочная, конечно же, была не её, а хозяюшки, на которую с юных лет трудилась эльфийка. Интересно, что стало с ними теперь? С булочницей, которая держала одно из лучших заведений подобного толка в городе, и с тем назойливым, неизменно находящимся в бодром расположении духа носильщиком? Оба они были, честно говоря, достойны того, чтобы выбраться из города, когда пришли антарийцы, но Сахарок, бежавшая вместе со второй волной, так их больше и не встретила. Единственным, что ей осталось с того времени, были воспоминания и немного обидное прозвище — а ведь с той поры прошло всего лишь чуть больше трёх месяцев. Этого было слишком мало, чтобы забыть свою прежнюю жизнь, но достаточно, чтобы начать думать о той, что ждала её впереди, когда они с остальными беженцами, в чью группу она попала, доберутся до столицы. Но суждено ли было этому случиться?
Оказавшись на другой стороне Ангроса, они представляли, будто всё самое сложное осталось позади. Они имели на это право, потому как то, что лежало за их плечами, они перенесли с большим трудом, а потому не желали нести и впредь. Только это было самообманом — коротким, приятным, но бессмысленным, если взять во внимание, что он никак не повлиял на их реальность. А последняя заключалась в том, что, покинув Коридор, который многие мнили опасным местом, они столкнулись с настоящей опасностью. Она возникла резко, прямиком из вод Аитэ́ли, чья поверхность сохраняла подобие гладкости даже под барабанящими по ней каплями дождя. Что это было за чудище — сложно было сказать, но в своей кровожадности оно забрало жизни четверых из их группы, и ещё двое погибли в течение суток от полученных ран, похожих на небольшие дырочки на руках и ногах. Если бы Сахарок увидела что-то такое в другой обстановке, то решила бы, что кто-то попросту укололся об особо крупные шипы, но обыкновенные с виду ранения к следующему утру покраснели, а те, кто носил их на себе, покрылись испариной, и уже ни у кого не оставалось сомнений, что им придётся ещё раз ненадолго остановиться для сожжения павших.
Этот случай подкосил их, но не лишил стремления добраться до безопасного места. Их оставалось около пятнадцати — Сахарок перестала считать людей после того случая возле реки, — и вместе они были способны пройти территорию Плетения. Русоволосая эльфийка жаждала поскорее оказаться в землях по ту сторону, чтобы забыть всю эту дорогу как страшный сон, но вскоре они снова встретили, казалось бы, непреодолимое препятствие, и вновь это произошло возле реки.
Противный проливной дождь намочил их одежды и взболтал речные воды. Русло не было широким, и его вполне можно было пересечь по поваленному дереву, послужившему беженцам мостом, но вода выплёскивалась на поверхность, заливая ствол и делая их шаги скользкими и неуверенными. Сахарок вдоволь натерпелась, пока пересекала реку: приходилось как-то удерживать равновесие, попутно борясь с противным чувством страха в животе — с недавних пор она боялась очутиться в воде. Но им всё же удалось пройти это испытание без потерь — но последние начались, как только они все оказались на твёрдой земле.