Глава VI (ч.II)

— Ты не можешь так поступить, — шёпотом и на лишь им двоим понятном языке затараторила чернокудрая, наклонившись поближе к соратнице. — Клятва — это очень серьёзное дело.

— Я знаю, — упёрто отрезала Бригита.

— Здесь это совсем не так, как у нас, — не соглашалась Фавиола. — Здесь это наверняка имеет более глубокий смысл, чем мы можем себе представить. Нельзя так поступать, Бригита. Взымать плату за подобное! — подчёркнуто настояла она, мельком оглянувшись на Михи Аэлу.

— Да знаю я! — повторила рыжеволосая. — Просто доверься мне.

Фавиола видела по глазам подруги, что её не переубедишь. Что бы она там не вбила себе в голову, но устраивать на основе этого скандал прямо здесь и сейчас было бы совсем неправильно. Михи Аэла терпеливо ждал их решения — это действительно было для него важным. Возможно, они затронули ту часть жизни шаррахийцев, которая носила в их представлении чрезвычайно глубокий смысл. Одни говорят «я клянусь», ничего под этим не подразумевая; другие же, произнеся эту фразу, полностью подстраивают под неё свою жизнь. Препираться на фоне такого действия, как произнесение клятвы, было по меньшей мере некрасиво, по большей — совершенно неуместно. Именно поэтому Фавиола и не хотела связываться с чем-то таким; она попросту не видела последствий этому и нервничала, не имея возможности предугадать, во что всё это могло вылиться, если её подруга воспримет нечто фундаментальное без должного понимания вопроса — с такими вещами ведь шутить ну совсем нельзя. Тем не менее Бригита шагнула обратно по направлению к мужчине и остановилась перед ним. Михи Аэла взглянул на чернокудрую так, словно был обеспокоен тем, что она думала. «Возможно, он решил, что я не хочу этой клятвы», — поразмыслила Фавиола. Это могло оскорбить его или обидеть, но она ведь совсем не из-за этого так себя так повела. Чернокудрая чувствовала себя так, словно ей обязательно следовало изъясниться по этому поводу, но явно не сейчас.

До чего же неловкую ситуацию они создали!

Фавиола застыла на месте, решив пока что никак не вмешиваться. Михи Аэла тем временем медленно вытянул из ножен свой тесак и с неожиданным для них успехом всадил его на четверть в землю перед собой, которую ранее опробовал носом сапога. Оружие вошло в него прочно и, возможно, это было каким-то знаком, что всё идёт правильным чередом: всё же за ночь почва успела немного промёрзнуть и стать твердоватой.

— Только с одной поправкой, — сказала Бригита, прежде чем мужчина успел приземлиться на одно колено.

Он поднял на неё свой взгляд и спросил:

— Какой?

Чернокудрая ожидала всего что угодно. Её подруга действительно могла затребовать невесть что, и, судя по выражению лица полукровки, он бы не смог от этого отказаться, так как уже приготовился произнести свою присягу. Фавиола взглянула на Бригиту просящим взглядом, надеясь, что она это заметит и не наделает глупостей, но рыжеволосая даже не посмотрела в её сторону. Она держала свой взгляд направленным на Михи Аэлу.

— Мы идём на восток, чтобы найти своих друзей, — ответила Бригита. — Ты будешь связан клятвой до тех пор, пока мы не найдём надёжного попутчика, который поможет нам переправиться туда, либо пока мы не воссоединимся со своими друзьями.

Михи Аэла медлил совсем недолго и наконец кивнул, сказав:

— Хорошо.

Фавиоле по-прежнему всё это не нравилось, так как это шло наперекор её пониманию о добрых делах. Ей казалось, что её соратница в коей-то мере использует их заслуги перед этим человеком, но в таком случае участницей происходящего должна была быть также лекарша, без которой вообще ничего не получилось бы. Словом, они запрашивали слишком высокую цену за то, что сделали, и чернокудрая с этим не соглашалась. Но вместе с тем ей казалось, что мужчина добровольно идёт на это — или же так сильно ей затуманила взгляд маленькая радость, запрятавшаяся в закромах её души, возникшая ввиду того, что у них появился попутчик.

— Положи свою левую ладонь на моё правое плечо, пожалуйста, — произнёс Михи Аэла, а сам положил свою ладонь сверху на рукоять тесака, раскрытую правую руку прижав к груди. Бригита подступилась к нему ещё ближе, и её ладонь легла ему на плечо, как он и просил. Затем мужчина продолжил: — Михи Аэла — по Извечному закону, который помнят небеса и земля, и вода, что течёт к краям света, — клянётся Бригите, что…

Слишком церемониально всё это происходило и вместе с тем — будто бы не совсем по правилам, но Фавиола всё равно была взволнована. Ничего такого ужасного в словах этой клятвы не было: мужчина обещал защищать её подругу от опасностей и выступать против её врагов, если те нападут на неё; также эта клятва ничего не говорила о том, что должна делать вторая сторона, поэтому складывалось впечатление, словно ответом было — ничего. Но в глазах чернокудрой всё оставалось так, будто Бригита не должна была принимать её. Она была слишком юной для подобных вещей, слишком неопытной, слишком… не отсюда. Фавиола настолько погрузилась в состояние этой неясной обеспокоенности, что очнулась, только когда мужчина завершил речь и убрал руку с груди, легонько качнувшись корпусом вперёд, как в поклоне. После этого Бригита убрала ладонь с его плеча, и он поднялся на ноги, вкладывая тесак обратно в ножны. Рыжеволосая тоже, казалось, пребывала в каких-то размышлениях, а сам Михи Аэла выглядел по-странному довольным, словно кто-то выразил ему комплимент, и даже немного улыбался.

— Я понесу? — спросил он, глядя на Фавиолу.

Она сразу сообразила, что он имеет в виду рюкзак у неё за спиной. Порядочность велела ей ответить отказом, но чувство усталости в перспективе, подсунутое воспоминаниями о уже проделанном пути, всё же заставило девушку свесить рюкзак в руку и передать его мужчине. Сделав это, чернокудрая встретилась взглядом с Бригитой — взгляд подруги выражал нечто навроде «как-то недолго ты с этим ломалась». Фавиоле стало неловко, и она опустила глаза, вперившись взглядом в редкую траву под ногами.

Михи Аэла без труда забросил рюкзак себе на спину, предварительно расправив его лямки, и следом за ним отправил на плечо свой мешок. Бригита подбадривающе подмигнула ему и первой ступила на тропинку, ведущую к большой дороге, что пролегала сквозь густой лес. К этому моменту уже распогодилось, и к прохладному воздуху присоединились ярко контрастирующие с ним лучи солнца — казалось, они конкурируют за место на непокрытых участках кожи Фавиолы, то обдавая их холодком, то согревая, будто летом; это сумело выщербить особую ячейку в её памяти, чтобы отложить в ней этот момент. Под влиянием такого настроения чернокудрая решила не истязать себя мыслями о всяких возможностях и посмотреть на приятную сторону окружавших её вещей. Начать можно было хотя бы с Михи Аэлы. Возможно, что-то в их действиях и было поспешным, но зато теперь у них появился товарищ в дорогу, и это очень многого стоило. Бригита была права — она быстро сдалась, потому что хотела, чтобы он пошёл с ними, только не из-за какой-то клятвы. И вот, он пошёл; так, может, не нужно было так сильно скрывать, что она хоть отчасти, но рада этому факту? Могло ли быть такое, что она просто соскучилась по чьей-то компании и возможности положиться на кого-то ещё? Многое указывало на это: и мысли о том, насколько проще станет путь, и убавившаяся тревога за собственную безопасность, и, в конце концов, лёгкость в плечах, возникшая там после того, как рюкзак покинул её спину и перешёл в руки к их неожиданному попутчику, вторгшемуся в их маленькую компанию в эти безусловно очень тяжёлые времена.